Как один армянин нацпроект выполнял

Какие самые трудновыполнимые на данном этапе новейшей истории нашей страны задачи? Возродить село и поправить демографию. Сложнее этих задач только демография на селе. О ней сегодня и поговорим. Тем более недавно президент страны так с экрана и сказал: нужно все это дело исправлять - и еще, что готов прислушиваться к разным точкам зрения. Уговорить меня на научные изыскания достаточно сложно, но если уж президент просит, значит, совсем приперло...

Вообще-то всяких проектов, хороших и плохих, по тому, как наполнить умирающие села жизнерадостными и работящими людьми, я по линии общественной работы перечитал множество. Самые худшие среди них писаны народными депутатами. Чуть больше перспектив у смелых разработок сограждан, состоящих на психоневрологическом учете. Но у тех и других проектов есть один перечеркивающий все недостаток: они требуют больших денег. Вернее, даже не в деньгах дело...

И сельчанину, и депутату понятно: если на село задаром для народа провести газ, значит, туда немедленно понаедут. Оттуда, где газа нет. Или где газ есть, но народу слишком много. А как это сделать задаром? Депутат тут же отчеканит: выделить бюджетные ассигнования и обязать местные власти... А дальше? Ответ знает любой сельчанин: либо окажется, что деньги бюджетом не предусмотрены, либо предусмотрены, но не выделены, либо выделены, но их уворовали... В последнем случае получаем посреди села на память о прекрасных помыслах и начинаниях гору ржавых труб, причем не того диаметра. Выходит, не понаедут. Поэтому я стал искать другой, отличный от приевшейся логики, путь спасения села. И озарило! Вернее - вспомнилось.

Много лет назад, еще до управляемой демократии, проходил я практику в одной крохотной газетке, в самом что ни на есть отдаленном северном уголке нашей страны. Работал в той северной газете фотокором веселый армянин. С трудно выговариваемыми армянскими именем и отчеством. Впрочем, в глаза и за глаза его звали созвучно с национальной транскрипцией Джигит Горынович. Он и сам при знакомстве махал рукой: мол, не ломайте свой великий и могучий, зовите меня просто Горынычем! А еще у Джигита была гармошка. Ну и, само собой, фотоаппарат. То есть помимо мужских достоинств еще и главные атрибуты первого парня на деревне.

В первый же рабочий день Горыныч окинул меня оценивающим взглядом, как цыган лошадь на ярмарке, и одобрительно цокнул языком: вах, молодой, красивый, университет кончает. Слушай, надо тебе обязательно слетать в Снежное (во избежание кривотолков название я изменил на созвучное). Там умирающий оленеводческий совхоз. Дела у них совсем плохи. Оленеводы пьют, олени дохнут. Напишешь фельетон, очерк, глядишь, ситуация и переломится. Туда два раза в месяц вертолет летает, не упускай случая, просись у главного, только потихонечку...

По молодости и глупости я не обратил внимания на его последнее слово насчет "потихонечку". И на планерке с комсомольской прямотой рубанул: а отправьте меня на ближайшем вертолете в Снежное в целях исправления там ситуации путем написания очерков и фельетонов! Конец моей пламенной фразы утонул в хохоте. Причем все присутствующие вдруг обернулись не на меня, а на Горыныча, который стал пунцовым, схватился за голову и забормотал что-то по-армянски...

Последующие три дня с подробностями и вариантами мне рассказывали историю пятилетней давности. Как молодой специалист, выпускник Ереванского университета, невесть как залетевший в далекий северный край, совершил демографическую революцию в особо отдаленном районе.

А дело было вот в чем.

Мужик в том самом отстающем совхозе, не в обиду другим народам Севера, деградировал окончательно. Одеколон считал за элитарный напиток к празднику, в будни обходился дикими суррогатами на основе клея. А женщины в селе были хозяйственными и работящими. И очень любили детей. Но рожать от пьющих с 13 лет клеесодержащие напитки опасались. На счастье, традиции того северного народа позволяли ради выживания быть весьма толерантными в области отцовства. Главное, чтобы не закреплялись рецессивные гены любителей горячительного клея.

И, ясное дело, повадился летать в Снежное Джигит Горынович! Горячий и в меру интеллигентный. Брал с собой фотоаппарат, коробку фотопленок, несколько бутылок коньяка "Арарат" и старую подругу-гармошку. Выкурить его из Снежного можно было только под страхом увольнения или занесения аморального пункта в личное дело. Зато его жесткие и честные репортажи и фотоотчеты заполнили всю республиканскую прессу. Обратили внимание на проблемы села и оленеводческой отрасли. Мужики в Снежном полюбили Горыныча: за то, что он угощал их папиросами и потом присылал фотоснимки, а также за то, что он снял социально напряженное отношение к ним со стороны противоположного пола. А женщины... Женщины ждали вертолет с "большой земли", везущий через тундру и болота им веселого армянина с гармошкой... как последнюю надежду, как честь, ум и совесть... умирающей маленькой народности...

И село, на которое все уж давно махнули рукой, начало потихоньку возрождаться!

Взлетевшая аж на 500% рождаемость потянула за собой открытие нового детского садика и ремонт обветшавшей школы, которую хотели вообще закрыть! Прислали два гусеничных вездехода, за право работать на которых вчерашние эрзац-мужчины стали бороться путем снижения токсических веществ в своей крови. То есть жизнь начала налаживаться. И все были довольны. Даже главный редактор газетки, который получил несколько грамот и переходящих кубков за журналистское мастерство вверенных ему сотрудников. А самому Горынычу присудили почетную всесоюзную премию в номинации "Журналист меняет профессию".

И все бы шло хорошо и позитивно, не узнай правду о миссионерской деятельности Джигита Горыныча его супруга. И хоть прозрела она насчет стахановских достижений мужа последняя в райцентре, вопрос был поставлен ребром: я или оленеводы...

С тех пор в глазах веселого армянина появилась легкая грусть. Вздыхая, слушал он рассказы геологов и вертолетчиков, вернувшихся оттуда, о подрастающем посреди тундры чернявеньком, с легкой горбинкой посреди раскосых глаз, шустром и здоровом юном поколении. Ты должен лететь туда, говорил Джигит мне каждое утро голосом Левитана! Если не мы, то...

Скажу честно: я не долетел до Снежного. Не из-за моральной устойчивости, как злословили недоброжелатели, а исключительно по причине нелетной погоды. Вся редакция и полпоселка следили за метеосводками и переживали: то ли за меня, то ли за демографический эксперимент. Увы, срок моей командировки вышел, а погода так и не наладилась.

Проводить меня в далекую Москву пришел грустный Горыныч, сунул трехлитровую банку с какой-то тундровой ягодой и бутылку "Арарата". Потом помолчал и выдал все, что накипело на душе за много лет: "Вот, все в поселке за это Снежное надо мной ржут. Мол, я туда развлекаться ездил. Мне таких развлечений и тут в поселке - во!". Он рубанул ладонью по горлу. "А в Снежном, в Снежном совсем другое! Я там почувствовал себя нужным и полезным. Вот когда садовник сад сажает, он же не для себя - сейчас... А для многих и надолго! Эх, молодой ты еще, не поймешь".

И вправду, тогда я не особо его понял. Дошло до меня только на днях.

Что ж, теперь каждый в меру своего воспитания, образования и отношения к Родине может, взяв за основу данный случай, попытаться накидать программу возрождения села и отдаленных территорий. Поверьте, это будет не так вульгарно, как кажется на первый взгляд. По крайней мере, перспективнее и дешевле для страны, чем то, что придумывают депутаты и члены правительства. Главное - чтобы рецессивные гены не закреплялись!